Хайку – жанр, который кажется очень простым. Простым и  технически (потому что рифма не требуется), и лексически, и синтаксически. На самом же деле простота эта именно кажущаяся – как, например, стихи для малышей. Поскольку здесь мало сказать просто, надо ещё сказать глубоко, нужен подтекст, спрятанное, открыто не выраженное, но ясное чувство.

Подтекст в данном случае – ключевое слово. Именно он и создаёт то, что именуется поэзией. Потому что она возникает только при несводимости смысла – точнее, эмоционального смысла – к тексту.

Теперь обратимся непосредственно к текстам М. Е.

Коротко скажем об одной грамматической неправильности: «Солнце дразнит в магазин…». Понятно  желание автора совместить в одном слове «дразнит» и «зовёт», но «дразнить куда-то», оставаясь в границах русского языка, нельзя, можно только приглашать, звать или, например, тянуть.

Заедаю шоколад
метформином*…
Приятное с полезным.

*Метформин — лекарство от сахарного диабета.

Нечто вроде вывода или заключения в последней строке  (часто встречающееся у хайдзинов-новичков) – приём для хайку не самый лучший: в силу своей однозначности он не оставляет места для загадки, для тайны.

Люди в клетке,
Птицы на свободе…
Карантин…

Недостаток тот же, но здесь прямолинейны и тяготеют скорее к афористике, нежели к поэзии, первые две строки.

Карантин…
Ждет своих пешеходов
Одинокий асфальт

Карантин
Ждут своих деток
Одинокие парки

Из двух вариантов одного стихотворения, мне кажется, предпочтителен первый. Потому что производные от понятия «одиночество», как правило, бывают достовернее в единственном числе. То есть «одинокий прохожий» убедительнее, чем «одинокие прохожие» (если их несколько, то они уже не вполне одиноки). Хотя, разумеется, в конечном счёте всё решает контекст.

К тому же во втором хайку есть «парки», и в силу неожиданного появления персонажей древнеримской мифологии (богинь судьбы) возникает второй смысл – чуждый, насколько я понимаю, задумке автора.

Лучшим же трёхстишием в данной подборке я считаю вот это:

Карантин…
Сидим дома
Как цветы в горшках

Последняя строка здесь не вывод, а метафора, что существенно мягче. Можно посоветовать автору для усиления подтекста графически записать текст чуть иначе, оставив больше свободы читательскому воображению – то есть, во-первых, убрать все заглавные буквы и знаки препинания, а во-вторых, избежать словечка «как». Ибо оно прямо указывает, что за ним последует сравнение, – а прямолинейность, как я уже говорил, хайку противопоказана.

карантин
сидим дома
цветы в горшках

Получилось вполне симпатичное сэнрю, то есть ироническое хайку.

————————————————

Н.И.

ОДА ОРЛУ

Мой друг лишь вольный ветер
Моя стихия – воздух гор,
И пища мне — сырое мясо
Вода из горных снежных рек.

Я только отдохнуть сажусь на скалы,
И снова вверх, и снова на крыло.
Нет у меня врагов вверху,
И лишь внизу боюсь я человека.

Он слаб и немощен, нет крыльев,
И клюва нет и нет когтей,
И лишь коварство и обман
Он почитает доблестью и силой

——-

Понятно, что стихи как собственное занятие автору внове. И дело не только в отсутствии рифмы – в конце концов существует немало видов нерифмованной поэзии. Но такая поэзия всегда предполагает какой-то способ организации художественного текста. Либо чёткий размер – например, в случае с белыми стихами –  либо свободно текущую речь с органичным переходом из строки в строку, от мысли к мысли – как  в верлибре. Здесь же нет ни того, ни другого.

Помимо очевидного ритмического разнобоя в тексте есть необязательные звуковые и смысловые повторы (два корня «верх» в соседних строчках), сливающиеся (из-за отсутствия ударения на одном из них) слова: «нет крыльев» – и другие признаки слабого на данный момент умения организовать стихотворную речь.

В пользу автора говорит достаточное число деталей. Но  детали в стихах – только материал, и дело в том, как именно они подаются. Мысль не новая: «как» в искусстве важнее, чем «что». К тому же все подробности здесь вторичны, то есть они уже использовались многажды другими авторами. И свежего поворота мысли, свежего художественного хода тоже нет. А стихи – это открытие, без коего поэтического текста просто не существует.

Почти всякий начинающий поэт проходит стадию подражания. Возможно, автору тоже было бы небесполезно начать с такого подражания – любимому и при этом профессиональному стихотворцу.

Уроки литературного мастерства. Занятие 2

М.Р.

Песня скитальца Энгуса

(Перевод из Уильяма Йейтса)

Вошёл в орешниковый лес,

Чтоб там в глуши умерить пыл

И прут очистил, сделав срез,

На нить наживку нацепил.

В тот час летали мотыльки,

И блеск от звезд всё убывал

Я на излучине реки

Форель жемчужную поймал.

Оставил на земле сырой,

Отправился добыть огня.

Вдруг слышу голос за спиной,

Как будто кто-то звал меня.

Увидел девушку с цветком

В её прекрасных волосах;

Меня окликнула, бегом

Исчезла  в утренних лучах.

Хоть я заметно постарел,

Кочуя по брегам, холмам,

Найду её и буду смел,

Свои все  ласки ей отдам.

Пойду сквозь заросли травы

До окончанья всех времён,

В ночи срывать сребро луны,

Плоды златые солнца днём.

Йейтс – не самый простой поэт для выработки начинающим переводчиком профессиональных навыков. Хотя, несомненно, его известное романтическое стихотворение  весьма притягательно как для читателя, так и для литератора, пробующего себя в искусстве перевода.

Скажу в качестве вводного замечания, что М.Р. сразу существенно усложнил себе задачу, начав рифмовать, помимо опорных (2 – 4), и неопорные строки.

Вошёл в орешниковый лес,

Чтоб там в глуши умерить пыл

И прут очистил, сделав срез,

На нить наживку нацепил.

Первая же строка вызывает вопрос: кто вошёл? Здесь не хватает местоимения «я»; иначе можно подумать, что речь ведётся от третьего лица. И какой пыл герою нужно умерить? Это требует пояснения либо замены «пыла» более точным и более «частным», не требующим такого пояснения словом.

Далее. Если прут уже очищен, уточнение «сделав срез» избыточно, поскольку не срезав не очистишь.

В тот час летали мотыльки,

И блеск от звезд всё убывал.

Я на излучине реки

Форель жемчужную поймал.

«Тот час» из-за отсутствия ударения на первом слове сливается в «тотчас». Далее следует неуклюжее словосочетание «блеск от звёзд». Возможно, «звёздный блеск» было бы лучше, и в любом случае совсем не вредно поискать варианты.

Оставил на земле сырой,

Отправился добыть огня.

Вдруг слышу голос за спиной,

Как будто кто-то звал меня.

Словосочетание «земле сырой» являет нам очевидную и неуместную в данном тексте  фольклорность, причём не ирландскую, а нашу отечественную. Как и  «брегам», «сребро» или «златые» в третьей строфе.

Далее налицо рассогласованность по времени: с одной стороны «слышу», с  другой – «звал». То есть требуется привести глаголы к единому знаменателю – время либо настоящее, либо прошедшее.

Увидел девушку с цветком

В её прекрасных волосах;

Меня окликнула, бегом

Исчезла  в утренних лучах.

После «девушку» обязательна запятая, или получается, что не цветок, а сама девушка была в собственных волосах. Далее снова не хватает местоимения (на сей раз третьего лица – «она»). И «исчезнуть бегом» нельзя, ровно как и «исчезнуть шагом».

Хоть я заметно постарел,

Кочуя по брегам, холмам,

Найду её и буду смел,

Свои все  ласки ей отдам.

«Заметно постарел» о себе не говорят, это оценка, исходящая от другого человека. Заключительная же строчка – «Свои все ласки ей отдам»» — стилистически явно принадлежит шансону («Приходи ко мне, рыбачка, я любовь тебе отдам»), а никак не высокой поэзии.

Пойду сквозь заросли травы

До окончанья всех времён,

В ночи срывать сребро луны,

Плоды златые солнца днём.

Не вполне понятно, что это за «заросли травы» и почему пройти сквозь них – героизм. И если «сребро луны» ясная традиционная метафора («достать с неба луну»), то «Плоды златые солнца днём» строчка логически очень неловкая, (например, почему у луны один «плод», а у солнца – много?).

И в заключение – перевод «Песни скитальца Энгуса», принадлежащий одному из лучших российских мастеров жанра – Григорию Кружкову:

Я вышел в темный лес ночной,

Чтоб лоб горящий остудить,

Орешниковый срезал прут,

Содрал кору, приладил нить.

И в час, когда светлела мгла

И гасли звезды-мотыльки,

Я серебристую форель

Поймал на быстрине реки.

Я положил ее в траву

И стал раскладывать костер,

Как вдруг услышал чей-то смех,

Невнятный тихий разговор.

Предстала дева предо мной,

Светясь, как яблоневый цвет,

Окликнула — и скрылась прочь,

В прозрачный канула рассвет.

Пускай я стар, пускай устал

От косогоров и холмов,

Но чтоб ее поцеловать,

Я снова мир пройти готов,

И травы мять, и с неба рвать,

Плоды земные разлюбив,

Серебряный налив луны

И солнца золотой налив.

С.Ю.

ГОСТЬ

1

Сварила кофе.

Уютно устроилась в кресле.

Вдруг, откуда ни возьмись – мотылёк!

Кружится над чашкой,  пикирует прямо в пар и  скользит чуть ли не по поверхности кипятка, а затем приземляется на внутреннюю  стенку чашки.

Не беспокою его. Наслаждаюсь чудом.  Не улетает. И крылышки  — молочного оттенка с коричневыми узорами.

Полет не во сне, а наяву,

А всего лишь –

Глоточек кофе.

2

Мою посуду после ужина.

И снова – он!

Вьётся у лица! Путается в волосах!  Летит ко дну раковины, чуть ли не в брызги и капли воды ныряет! И вновь – к лицу и волосам – счастливый и такой торжественный!

А ночью,  мне приснилась бабушка…

Луна

Светло серебристый мотылёк

На стебельке ночи

3

Вечер следующего дня.

Вернулась домой. Разобрала сумки с покупками. Села за письменный стол .

А мотылёк мой  – тут как тут!

Радостно ткнулся  в щёку! Словно – привет, это я, доброго тебе вечера!

Тепло,  хорошо на душе стало…

Бабочка вьётся

у чернильницы –

Знает, что хайку о ней.

4

Да. Знает.

И я знаю, что пишу эти строчки по прошествии некоторых дней, а где-то здесь —  дома  — мой кофейный мотылёк.

Осенний вечер.

Скользят над кофе

Мысли о тебе.

————-

«Гость» С.Ю. – это цикл хайбунов, объединённых и темой, и героями. Событийный сюжет в этой истории минимальный, а персонажей всего два: автор (то бишь лирическое «я» автора) и мотылёк.

Когда автор выбирает в наперсники главному герою кого-то из братьев наших меньших – мышонка, как в известной песне Шуфутинского (текст которой написал, между прочим, наш бывший земляк Евгений Муравьёв) или  муху (которой, если вспомнить эпизод из «Крутого маршрута» Гинзбург, даже дали имя – Машка), то читатель неизбежно приходит к мысли, что далее  речь пойдёт об одиночестве. Если действие происходит в тюремной камере – а в обоих моих примерах так и есть – то всё понятно: человек попал в драматическую ситуацию, где общаться не с кем («кому повем печаль мою?»), и любой «товарищ по несчастью» может хоть как-то, хоть на минуту смягчить грусть.

В «Госте» всё не столь драматично, тем более что предыстория здесь выведена за скобки. Тем не менее тема просматривается та же – поскольку обыкновенно люди заняты своей жизнью и не уделяют особого внимания ни бабочке, ни божьей коровке. А поэт или прозаик, выбирающие этих последних в качестве стороны диалога, незаметно помещают себя в ситуацию одиночества – только  длящегося всего мгновение и скрытого, не акцентированного.

Теперь непосредственно по тексту. Общие советы: обратить внимание на знаки препинания, в небольшом произведении они сразу бросаются в глаза. Может быть, уменьшить число восклицаний. Убрать лишние (и грамматически, и по темпоритму) запятые – «Вдруг, откуда ни возьмись – мотылёк!», «А ночью,  мне приснилась бабушка…» и пр. Минимизировать количество словесных определений – наречий качества действия или степени признака, а также прилагательных – так, как будто текст предназначен детям (детская проза или поэзия на младший возраст, как правило, избегает определений). И не стоит называть чувства напрямую, пусть читатель сам догадывается.

1.«Скользит чуть ли не по поверхности кипятка». «Кипятка»  — лишнее слово, так как до того уже упоминался горячий пар. Как и второе упоминание чашки.

Важное правило таких структурно сходных жанров, как хайбун или анекдот, – избегать повторения однокоренных слов в зачине и в финале (в первом хайбуне это слова с корнем «лет»: «улетает» – «полёт»). Нужно постараться найти лексические или синтаксические синонимы.

2. Не уверен в точности определения «торжественный». Стоит поискать смежные варианты – «гордый» и пр. А в хайку, с моей точки зрения, стоит убрать «светло» – это избыточное подчёркивание, достаточно «серебристого».
3. Убрать надо и «словно» — как излишнюю подсказку. Читатель и так догадается, что это речь от лица мотылька. Последняя фраза хайбуна не нужна вообще – как уже говорилось, в жанре, опирающемся на недосказанность, не стоит прямо называть чувство.
4. Может быть, лучше «дописывая» и ««некоторого времени»?

В целом «Гость» — вполне оптимистичный  цикл. И всё же слегка грустный, пускай в подтексте его не печаль одиночества, а лёгкая рефлексия героя, пребывающего в силу обстоятельств «наедине с собой».

Это хорошие стихи, у автора лёгкий слог, тексты его сюжетно и эмоционально логичны, грамматически и в стилевом отношении выверены, структурно продуманы, и совершенно очевидно, что задачи, которые он должен решать в дальнейшем – это не задачи начинающего.

Практическая цель, которую в таком случае, на таком этапе саморазвития поэт перед собой обязан ставить – это неотступное следование собственному голосу, «самость», первичность. То есть твоё художественное высказывание в идеале должно восприниматься читателем  как только твоё, но не как подражание, не как следование – если применить морской термин – в чьём-то фарватере. Что не исключает, разумеется, существование в прошлом, настоящем и будущем близких по манере и темам пиитов.

Оба представленных стихотворения принадлежат к романтической поэзии в её мореплавательской ипостаси. Мечта о море вдохновляла многих достойных авторов (достаточно вспомнить раннего Николая Гумилёва), и эти тексты нередко становились любимым чтением молодой, даже, я бы сказал, юношеской аудитории.

Приподнятость, неизбежно свойственная таким стихам, наиболее убедительна не там, где просто присутствует высокая лексика, а  там, где эта лексика подкрепляется конкретными деталями, то есть сочетается со знанием дела, например, мореходного дела. Как у того же Гумилёва, где капитан, «…бунт на борту обнаружив// Из-за пояса рвёт пистолет // Так, что сыплется золото с кружев // С розоватых брабантских манжет». Или, как у нашего автора,

«От форштевня через бак до юта

Чуть дойти, по палубе скользя…».

Синтаксические обороты, свойственные  старой литературной речи, в стихах Т.Н. («Обрекая сердце новой доле») —  ещё одно хорошо работающее средство «возвысить» язык.

Тем не менее есть в данных текстах автора и строки, над коими, на мой взгляд, стоит ещё подумать. Например,

«Зюйда, Веста, Оста или Норда

Встретить упреждающий удар…»

Перечисление всех сторон света мне кажется здесь избыточным. Полагаю, для большей достоверности выбрать нужно – как примеры –  одну или две (что, естественно, потребует введения в строку дополнительных определений или обстоятельств).

И, наконец, предпоследняя строка второго стихотворения видится мне  как чересчур общая: «Опыт счастья их уже бесценен…».  Думаю, мысль не вполне точно сформулирована. Автор как бы уходит от конкретной ситуации и рассуждает вообще. А дело не в том, что опыт героев вообще, для всех нас бесценен, а просто в том, что птицы (или, скажем, влюблённые Шагала)  это счастье уже пережили – и именно поэтому его «никто не отберёт».

Дорогие друзья!

Представляем новый мастер-класс по стихосложению.

М.Р.

***

Ем немного – только крохи,

Но резва я на бегу,

Хоть коротенькие ноги,

Мигом скрыться я могу

От глазастых и носатых,

И сквозь щели проберусь.

А усатых-полосатых

Я и вовсе не боюсь.

***

Я с людьми живу давно,

Так природой мне дано,

И хотя мои усы

Как у дяди не густы,

На хвосте печати нет,

Много есть других примет.

И нельзя меня дразнить –

Когти в ход могу пустить.

————-

Читатели (или тем более писатели), полагающие, что для детей писать проще, чем для взрослых, ошибаются. И это потому, что они либо принимают за настоящую детскую поэзию пустую подделку – то есть неумелые вирши далёкого на самом деле от литературы человека, либо в принципе неспособны разглядеть, какой смысл ( а тем более какая работа) скрывается за кажущейся простотой известных строк Агнии Барто, Владимира Орлова или Генриха Сапгира.

Когда-то давно, начинающим автором, я получил небольшое письмо от Бориса Заходера, где он, характеризуя  работу детского поэта, употребил словосочетание «адский труд». Которое лично я вполне понял только спустя годы. А получить представление о том, что это вообще за труд, можно, скажем, по воспоминаниям Корнея Чуковского об истории создания «Мойдодыра», где он приводит первые, приблизительные, записанные им на обоях на даче (вдохновение мест не выбирает) строки: «Панталоны, как вороны, Улетели на балкон. Воротитесь, панталоны, Мне нельзя без панталон!». Не узнали? Сегодня это хрестоматия: «Одеяло убежало, Улетела простыня, И подушка, как лягушка, Ускакала от меня…». Ясно, что между начальной и конечной версиями – пропасть, которую Чуковскому удалось преодолеть. А большинству авторов, что тогдашних, что нынешних, не удаётся. Многие из них так и публикуют первые или вторые никуда не годные  варианты. А надо добираться до «годных», даже если они будут пятидесятые или сотые. Это тяжело, но для профессионала это норма. И только безнадёжный дилетант может спросить «А зачем?».

Существует неплохое, хотя и косвенное, подтверждение того, что на самом деле для детей писать гораздо сложнее, чем для взрослых. Если хороший детский поэт берётся за взрослые стихи, то у него, как правило, получается. А вот если вполне себе хороший, состоявшийся «взрослый» поэт пробует писать  детское, у него получается крайне редко.

Теперь по текстам.

М.Р. автор начинающий, и все ошибки, которые он совершает в своём маленьком цикле о мышках и кошках, в равной степени присущи всем неофитам. И в первую очередь это синтаксические и логические небрежности, «рваная» речь:

Ем немного – только крохи,

Но резва я на бегу…

«Крохи» не тождественны «крошкам», потому что крошки конкретны и  понятны любому ребёнку, а крохи (от чего крохи?) нет. Краткие прилагательные («резва») в стихах для маленьких нежелательны, дети к этому возрасту осваивают только полную форму.

От глазастых и носатых,

И сквозь щели проберусь.

А усатых-полосатых

Я и вовсе не боюсь.

Кто такие «глазастые и носатые»? Вероятно, собаки, но авторское описание звучит крайне загадочно. И уж совсем непонятно, почему мышь не боится кошки, от которой ей скрыться куда сложнее, чем от пса.

Я с людьми живу давно,

Так природой мне дано,

Вторая строка очень неловкая. Лучше было бы что-то вроде «Так у нас заведено». Потому что природой кошке даны «мяу», когти и усы, но вовсе не привычка жить вместе с человеком.

Кстати, об усах.

И хотя мои усы

Как у дяди не густы

У какого «дяди»? Здесь явно требуется объект, для коего густые усы – обязательный признак, а «дяди» бывают и с редкими усиками, и, страшно сказать, вовсе безусые.

На хвосте печати нет,
Много есть других примет.

Откуда тут возникла «печать»? У кого она вообще бывает на хвосте? Остаётся только гадать. Вторая строка – слишком общая, ни о чём (каких «других»?). И, наконец, завершение:

И нельзя меня дразнить –

Когти в ход могу пустить.

Что дети в конце концов узнают? Что кошка может поцарапать? Так они этот урок  из личного общения с усатыми-полосатыми давно уже извлекли.  И самое главное:  автор в этих текстах не сказал ничего нового, не сделал даже малюсенького открытия. А такое открытие – «квант истины», как сформулировала однажды наша критика, – и делает стихи стихами, а не скучным повторением пройденного.

И в заключение – два примера: один про кошек, другой про мышек.

Удивительная кошка

(Даниил Хармс)

Несчастная кошка порезала лапу,
Сидит и ни шагу не может ступить.
Скорей, чтобы вылечить кошкину лапу,
Воздушные шарики нужно купить.

И сразу столпился народ у дороги,
Стоит и кричит, и на кошку глядит.
А кошка отчасти идёт по дороге,
Отчасти по воздуху плавно летит.

Наши мыши

(Владимир Степанов)

Наши мыши
Ваших тише:
Не шуршат по погребам.
К вам не ходят
Наши мыши –
Не пускайте ваших
К нам.

Дорогие друзья! Приветствуем Вас!

Представляем новый мастер – класс от руководителя ЛитО им.М.Зарецкого при музее Бориса Вайнера.

С.В.

Водомерка

Лилейное лето ещё не померкло,
И счастье пока навсегда…
Скользи, водомерка, лети, водомерка,
Над ласковой гладью пруда!

Води свои игры, черти свои иглы
И клинья на лике воды,
Не думай, не думай, на век ли, на миг ли
Останутся эти следы.

Ни верхнее нечто, орущее в кроне,
Ни тайное снизу житье,
Конечно, не тронет, не тронет, не тронет
Клопиное сердце твое.

Приятное жженье простого движенья…
Уже ни глубин, ни высот…
Но жизни поверхностное натяженье
От бездны тебя упасёт…

——————-

Ясно, что это – на мой вкус, очень симпатичное – стихотворение вовсе не про водомерок, а про самых обычных людей, про обывателей, которые проживают свой век ни о чём  особенно не задумываясь, не витая в эмпиреях, не опускаясь на дно. Которых  на поверхности прочно удерживают простые житейские связи – «жизни поверхностное натяженье», как формулирует поэт. Которым этого достаточно и с которыми лирический герой отождествляет и самого себя, словно убеждая себя:  да, вот так и надо жить.

Читается «Водомерка» на редкость легко. Почти невесомые строки – как песенка в высшем бардовском духе. Стихотворение могло бы стать совершенно замечательным, если устранить некоторые – с моей, конечно, точки зрения – погрешности.

Ни верхнее нечто, орущее в кроне,
Ни тайное снизу житье,
Конечно, не тронет, не тронет, не тронет
Клопиное сердце твое.

Поскольку автором описывается существо, обитающее и хорошо себя чувствующее вне крайностей нашего мира, то, мне кажется, избыточно сильной  лексики желательно избегать. «Орущее», на мой взгляд, — слишком резкое словечко. Может быть, «галдящее» или что-то в этом роде?

«Конечно» — случай противоположный. Это вводное слово, во-первых, довольно холодное, этакая безразличная сторонняя оценка происходящего. А во-вторых, подразумевающаяся здесь пауза  приводит к потере темпа, к секундной утрате упомянутой уже лёгкости, романтического упоения автора героем, сюжетом, эмоциональным смыслом событий.

«Клопиное» — определение, имеющее дурную репутацию, и житейскую, и литературную. Притом что автор вовсе не ставит своей целью каким-то образом осудить героя, наоборот, он ему сочувствует. Уместен ли тогда практически неизбежно возникающий при употреблении корня «клоп» обвинительный уклон?  А винительным падежом вместо ожидаемого и более мягкого родительного (не тронет сердцА) всё это усиливается. А ещё при данной падежной форме строфа воленс-ноленс читается и в обратном направлении (кто кого «не тронет» —  сердце кого-то или кто-то сердце?).

Приятное жженье простого движенья…
Уже ни глубин, ни высот…
Но жизни поверхностное натяженье
От бездны тебя упасёт…

«Уже» говорит о том, что лирический герой ранее существовал в другой, не обывательской парадигме. Но стихи получились не столько о временном – может быть, минутном – самоощущении автора, сколько о весьма широко распространённом человеческом типаже. И, наконец, глагол «упасёт», пришедший из иного стилистического ряда, плохо поддерживается всем остальным (разве только словом «лик» во второй строфе), то есть из принятого стиля выпадает. Возможно, лучше бы смотрелось просто «спасёт» или «сохранит» — тем более что неточность в концовке всегда более уязвима, нежели в середине текста.