Вашему вниманию представлены члены русской секции Союза писателей Татарии, чьи биографии пересекались с нашим музеем-они неоднократно бывали в стенах музея, участвовали в литературных мероприятиях.
В годы Великой Отечественной войны Тихон Кононович Журавлев работал в редакциях фронтовых газет «На разгром врага» и «Суворовец», где напечатаны его первые очерки и рассказы – живые, взволнованные отклики на события боевой жизни.
Большое значение для начала творческой деятельности Т.Журавлева имело доброе напутствие Михаила Шолохова: «Вам товарищ Журавлев, стоит писать всерьез. Все данные за это. От души желаю успеха».
Лучшее произведение Журавлева повесть «Рядовой Антипов», написана в форме дневниковых записей офицера Советской Армии. У героя этого произведения есть реальный прототип, рядовой солдат — Лука Иосифович Антипин. В !952 году после выхода в свет повести, он прислал письмо Тихону Кононовичу, в котором благодарил автора от всего сердца за то, что и Вы вспомнили обо мне, сохранили фронтовые записи». Это письмо положило начало многолетней переписке автора повести с реальным прототипом. Повесть была переведена на многие языки.
Виктор Иванович Костригин – потомственный хлебороб, агроном, литератор.
В 1958 году опубликовал свой первый рассказ «В дороге».
В 1963 году вышла его первая книга «Страда» — рассказы о людях современного села. Его книги – о героике воны, о солдатах, которые ценой жизни защищали своих детей. Он знал, понимал чувствовал настроение сельчан, с удовольствием писал о них, раскрывая значимость обыденного труда.
Леонид Иванович Топчий (1913-1979) – поэт.
«Теперь уже редко кто помнит его имя в разговоре. А было время – почти во всякий день можно было встретить Леонида Ивановича Топчия на улице Баумана. Я воспринимал его как много вытерпевшего человека, потому и неприхотливого, однако со своими «перепелами» за пазухой. Он легко нес крест судьбы, не перекладывая груз на чужие плечи. «Легко» — обманчивое слово, ведь смотрелся он как худой старик в буграх и подживших ссадинах. В сущности, ни от кого не зависел. Мог уйти и растаять, как внезапное снежное облачко, объявиться в другой местности и прижиться… Его почему-то непременно хотели «улучшить», перевоспитать по- другому. Такая была нравоучительная полоса в нашей застойной жизни. А на поверку-то вышло другое: была скрытая глубина жизни, глубина правды, сторонящаяся парадных восклицаний» (из воспоминаний Рустема Кутуя).
